среда, 10 октября 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Ни во что не верь, это будет тебя беречь,
От разящих потерь, от ненужных, от лишних встреч,
Ни во что не верь, и не будешь побит судьбой,
Вера - жадный зверь, и с ней в честный не вступишь бой.
Ни во что не верь, он однажды тебя спасет -
Этот путь, теперь будет панцирем этот лед,
Ни во что не верь, и не будет болеть в груди,
Если хлопнет дверь, это вера, дай ей уйти.
От разящих потерь, от ненужных, от лишних встреч,
Ни во что не верь, и не будешь побит судьбой,
Вера - жадный зверь, и с ней в честный не вступишь бой.
Ни во что не верь, он однажды тебя спасет -
Этот путь, теперь будет панцирем этот лед,
Ни во что не верь, и не будет болеть в груди,
Если хлопнет дверь, это вера, дай ей уйти.
суббота, 06 октября 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Расскажи мне о месте, где ветер не рвет проводов,
Где нету колодцев-дворов и сырых городов,
Расскажи, где не стонут, не шепчут деревья во мгле,
Где нет разъяренных дождливых плевков на оконном стекле.
Я - веришь? - хочу этот ад расколоть на куски,
Но давит дождем, и печатает болью виски,
И мне очень страшно, до грани, до скованных рук,
Весь ад - он во мне, предо мной и за мною - вокруг.
Расскажи мне о месте, где нет угнетенной толпы,
Где в воздухе тишь и покой, а не пыли столбы,
Где изгнаны бури, где царственно правит покой,
Расскажи, я до сме'рти хочу туда, вместе с тобой.
Где нету колодцев-дворов и сырых городов,
Расскажи, где не стонут, не шепчут деревья во мгле,
Где нет разъяренных дождливых плевков на оконном стекле.
Я - веришь? - хочу этот ад расколоть на куски,
Но давит дождем, и печатает болью виски,
И мне очень страшно, до грани, до скованных рук,
Весь ад - он во мне, предо мной и за мною - вокруг.
Расскажи мне о месте, где нет угнетенной толпы,
Где в воздухе тишь и покой, а не пыли столбы,
Где изгнаны бури, где царственно правит покой,
Расскажи, я до сме'рти хочу туда, вместе с тобой.
пятница, 05 октября 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Уходи, подари мне навечно покой,
Уходи, дай мне стимул остаться собой,
Уходя, не забудь швырнуть в урну ключи,
Уходя, уходи, закрой рот, замолчи.
Уходя, не пиши мне записок с утра,
Уходи, я забуду гнилое "вчера",
Уходя, не меняй номеров, адресов,
Подари тишину и шептанье часов.
Не забудь не вернуться, прошу, никогда,
Уходи, пусть летят, словно птицы, года,
Уходи, пока ночь, пока зреет рассвет,
Обещай, с первым ветром исчезнет твой след.
Уходи, дай мне стимул остаться собой,
Уходя, не забудь швырнуть в урну ключи,
Уходя, уходи, закрой рот, замолчи.
Уходя, не пиши мне записок с утра,
Уходи, я забуду гнилое "вчера",
Уходя, не меняй номеров, адресов,
Подари тишину и шептанье часов.
Не забудь не вернуться, прошу, никогда,
Уходи, пусть летят, словно птицы, года,
Уходи, пока ночь, пока зреет рассвет,
Обещай, с первым ветром исчезнет твой след.
понедельник, 24 сентября 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
За окном свистит темнота,
Слабо пахнет нагретым металлом,
Вы поведайте мне, поезда,
Почему я так страшно устала,
Почему так безмерна тоска,
Почему необъятна тревога,
И за что, и за что так долга
Эта рвущая сердце дорога?
Расскажите мне, странцы ночи,
Кто я в этом пугающем шторме?
Почему так нелепо звучит
Мерный шаг по дрожащей платформе?
***
Вы поведайте мне, поезда,
Отчего так смертельно устало
Я зову, а вокруг - темнота,
Свист, шипенье да грохот металла.
Слабо пахнет нагретым металлом,
Вы поведайте мне, поезда,
Почему я так страшно устала,
Почему так безмерна тоска,
Почему необъятна тревога,
И за что, и за что так долга
Эта рвущая сердце дорога?
Расскажите мне, странцы ночи,
Кто я в этом пугающем шторме?
Почему так нелепо звучит
Мерный шаг по дрожащей платформе?
***
Вы поведайте мне, поезда,
Отчего так смертельно устало
Я зову, а вокруг - темнота,
Свист, шипенье да грохот металла.
воскресенье, 09 сентября 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Видишь, как трепетно быстро
Схлынуло лето?
Будто бензина канистру
Вылили, чиркнули - было - и нету.
Видишь, как горько и скоро
Вспыхнула осень?
Будто бы в пламени город,
Прелая дымная проседь.
Чувствуешь, в пламени этом
И сырость, и стужа,
И искры фонарного света,
Дрожащие рябью на лужах,
И - чувствуешь - морось дождливая
Бьет по щекам,
И мертвенно, страшно сонливая,
Тоска - от земли к облакам?
Мы - видишь - стали бездушными,
Сжегшими лето.
А наше недавнее прошлое -
Было - и нету.
Схлынуло лето?
Будто бензина канистру
Вылили, чиркнули - было - и нету.
Видишь, как горько и скоро
Вспыхнула осень?
Будто бы в пламени город,
Прелая дымная проседь.
Чувствуешь, в пламени этом
И сырость, и стужа,
И искры фонарного света,
Дрожащие рябью на лужах,
И - чувствуешь - морось дождливая
Бьет по щекам,
И мертвенно, страшно сонливая,
Тоска - от земли к облакам?
Мы - видишь - стали бездушными,
Сжегшими лето.
А наше недавнее прошлое -
Было - и нету.
суббота, 25 августа 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Иди ко мне, безвозвратный мой ад,
Я безбожно и жадно скучала.
Я гнила на штырях золотых райских врат,
Меня резал как лезвие гулкий набат,
Я вернулась - до грани. Сначала.
Иди ко мне, моя теплая тьма,
Я хочу целовать твои руки.
Я схожу - безысходно и горько - с ума,
Без тебя как без воздуха, рядом - нема,
И беспомощна в лапах разлуки.
Бессердечный кошмар, дай тебя обниму,
Дай погрязну в фонтане агоний.
И не спрашивай, ад мой, зачем, почему,
Я сама без ответа, сама не пойму...
Подойди, протяни мне ладони.
Я так жду. Я хочу. Давай вместе гореть,
Давай гибельно, медленно таять.
Мне не страшно - вот так - в кольце рук умереть,
С моим адом сладка даже горькая смерть,
Моя тьма, ты, наверно, святая.
Я безбожно и жадно скучала.
Я гнила на штырях золотых райских врат,
Меня резал как лезвие гулкий набат,
Я вернулась - до грани. Сначала.
Иди ко мне, моя теплая тьма,
Я хочу целовать твои руки.
Я схожу - безысходно и горько - с ума,
Без тебя как без воздуха, рядом - нема,
И беспомощна в лапах разлуки.
Бессердечный кошмар, дай тебя обниму,
Дай погрязну в фонтане агоний.
И не спрашивай, ад мой, зачем, почему,
Я сама без ответа, сама не пойму...
Подойди, протяни мне ладони.
Я так жду. Я хочу. Давай вместе гореть,
Давай гибельно, медленно таять.
Мне не страшно - вот так - в кольце рук умереть,
С моим адом сладка даже горькая смерть,
Моя тьма, ты, наверно, святая.
пятница, 17 августа 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Это мимимимило :3
Спасибо тебе от крипоты
Спасибо тебе от крипоты
17.08.2012 в 22:16
Пишет Лулуш:Итак. Я вам обязательно напишу и про Марину, и про то, что я лучший на свете пиздюлятор-мотиватор, и про великую сгущенку...
Но сейчас я пишу моей знакомой любимой крипоте.
Аняня. ~Пересмешник
из Заката с любовью.
URL записиНо сейчас я пишу моей знакомой любимой крипоте.
Аняня. ~Пересмешник
из Заката с любовью.
Мне не нужен пива ящик -
у меня есть крипота,
что стучится мне из шкафа:
та-та-та и та-та-та.
Умный кто - сказать мне может,
мол, что я её боюсь.
/Но получит он по роже -
я ведь взрослый, я не ссусь!/
И холодными ночами,
/просыпаясь вдруг в поту!/
резво лампочку включаю
да пишу про крипоту.
Она /Господи!/ красива,
она /страх какой!/ умна.
Пробуждаюсь через силу
с нею рядом ото сна.
И когда мне глазки-вишни
нежно в душу заглянУт,
/в туалет мне страшно выйти!/
я любви слова плету.
***
Ночь. Сижу у телефона
и диктую вам сей стиш.
А она на плечи скромно
руки мне... ААААААкккккхххх
-пшшшшшшшшшшшшшш-
В трубке хрип. И тут - так ровно:
- Чшто жшш ты мнееее в отвеееет молчиииишь?!
у меня есть крипота,
что стучится мне из шкафа:
та-та-та и та-та-та.
Умный кто - сказать мне может,
мол, что я её боюсь.
/Но получит он по роже -
я ведь взрослый, я не ссусь!/
И холодными ночами,
/просыпаясь вдруг в поту!/
резво лампочку включаю
да пишу про крипоту.
Она /Господи!/ красива,
она /страх какой!/ умна.
Пробуждаюсь через силу
с нею рядом ото сна.
И когда мне глазки-вишни
нежно в душу заглянУт,
/в туалет мне страшно выйти!/
я любви слова плету.
***
Ночь. Сижу у телефона
и диктую вам сей стиш.
А она на плечи скромно
руки мне... ААААААкккккхххх
-пшшшшшшшшшшшшшш-
В трубке хрип. И тут - так ровно:
- Чшто жшш ты мнееее в отвеееет молчиииишь?!
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Подо мною гряды серых битумных крыш,
Надо мною - растертый ветрами Париж,
Я взмываю к его полузвездной пыли -
Подо мною в порту шелестят корабли.
По ресницам скользит ослепляющий свет,
На земле моя тень, словно точечный след.
На востоке под солнцем бетонной горой
Возвышается серый слепой недострой.
Гордым станом, исколотым сотней глазниц,
Достает до небес и подоблачных птиц.
Я кружу над его исполинским челом,
Над асфальтом, над пылью и битым стеклом.
Над сплетением улиц, потоком машин,
Над скоплением хвойных костлявых вершин,
Меня крылья несут в горизонтную даль,
Где кровит облаков серебристая сталь,
Где в их вате купается гаснущий шар,
Где его ореол разжигает пожар,
И где в ветра напевном созвучии лир,
Меня ждет мой однажды покинутый мир.
Надо мною - растертый ветрами Париж,
Я взмываю к его полузвездной пыли -
Подо мною в порту шелестят корабли.
По ресницам скользит ослепляющий свет,
На земле моя тень, словно точечный след.
На востоке под солнцем бетонной горой
Возвышается серый слепой недострой.
Гордым станом, исколотым сотней глазниц,
Достает до небес и подоблачных птиц.
Я кружу над его исполинским челом,
Над асфальтом, над пылью и битым стеклом.
Над сплетением улиц, потоком машин,
Над скоплением хвойных костлявых вершин,
Меня крылья несут в горизонтную даль,
Где кровит облаков серебристая сталь,
Где в их вате купается гаснущий шар,
Где его ореол разжигает пожар,
И где в ветра напевном созвучии лир,
Меня ждет мой однажды покинутый мир.
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Гаснут звезды в прожорливой черной ночи',
Я взываю к тебе, я шепчу: не молчи,
Я один, я ослеп в плену жалящей тьмы,
Я замерз от возникшей средь лета зимы.
Я как перст одинок, я срываюсь на крик,
Я устал, как побитый годами старик.
Где же ты? Умоляю, ответь, не тяни,
Эта тьма поглотила связные огни.
Этот мрак поедает меня изнутри,
Я так жалок и слаб, я прошу: говори!
Силуэт твой мерещится в дьявольской мгле,
Мы одни на затянутой в горечь земле.
Мы одни в этом гибельном вечном аду,
Я взываю к тебе, задыхаясь в бреду,
Я боюсь умирать. Хочу жить. Научи?
Я в последней попытке молю: не молчи.
Я взываю к тебе, я шепчу: не молчи,
Я один, я ослеп в плену жалящей тьмы,
Я замерз от возникшей средь лета зимы.
Я как перст одинок, я срываюсь на крик,
Я устал, как побитый годами старик.
Где же ты? Умоляю, ответь, не тяни,
Эта тьма поглотила связные огни.
Этот мрак поедает меня изнутри,
Я так жалок и слаб, я прошу: говори!
Силуэт твой мерещится в дьявольской мгле,
Мы одни на затянутой в горечь земле.
Мы одни в этом гибельном вечном аду,
Я взываю к тебе, задыхаясь в бреду,
Я боюсь умирать. Хочу жить. Научи?
Я в последней попытке молю: не молчи.
четверг, 16 августа 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Я тебя ненавижу так сильно,
Так безумно и так горячо,
Если даже под камнем могильным
Будешь спать, весь холодный и синий,
Я не трону гранит и плечом.
Бесконечно тебя не терплю,
Откровенно, всецело, навечно,
Льда стена между нами. Я крепко молю,
Шевелись, уходи, только душу мою
Едкий взгляд твой пускай не калечит.
Живи сам, сделай милость, исчезни,
Изойди, я от боли горю,
Затвори за собою все двери. Хоть тресни,
Не начну я скучать, ты подобен болезни,
И твой мор я до слез не
Люблю.
Так безумно и так горячо,
Если даже под камнем могильным
Будешь спать, весь холодный и синий,
Я не трону гранит и плечом.
Бесконечно тебя не терплю,
Откровенно, всецело, навечно,
Льда стена между нами. Я крепко молю,
Шевелись, уходи, только душу мою
Едкий взгляд твой пускай не калечит.
Живи сам, сделай милость, исчезни,
Изойди, я от боли горю,
Затвори за собою все двери. Хоть тресни,
Не начну я скучать, ты подобен болезни,
И твой мор я до слез не
Люблю.
вторник, 14 августа 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Мы видели - лето ушло восвояси,
Замазавшись дымкой желтушных лесов,
Седых пустырей и растасканной грязи,
Растаяло в хрипе околичных псов.
И шаркала хлипко стужёная осень,
Сиена цвета на седых волосах,
Скрипели верхушки стенающих сосен,
Волнилась далекая нивы коса.
Мы шли по проселочной узкой дороге
Продрогшие, с ветром шептались на "ты",
Нашли на сыром и чуть скошенном стоге
Забытые кем-то сухие цветы.
И сыро сминавшийся грунт под ногами
Блестел на тяжелых подошвах сапог,
Мы спали под падшими в степь облаками,
Вдали от проезжих и шумных дорог .
А утром с несмелым и слабым рассветом
Сухую полынь приносили в руках,
И горький жар пламени нам был приветом -
Дыханием на розовевших щеках.
Мы руки тянули к танцующим искрам,
Хотелось лишь чувствовать кожей тепло
И спрашивать лето: зачем же так быстро
От нас оно, не попрощавшись, ушло.
Замазавшись дымкой желтушных лесов,
Седых пустырей и растасканной грязи,
Растаяло в хрипе околичных псов.
И шаркала хлипко стужёная осень,
Сиена цвета на седых волосах,
Скрипели верхушки стенающих сосен,
Волнилась далекая нивы коса.
Мы шли по проселочной узкой дороге
Продрогшие, с ветром шептались на "ты",
Нашли на сыром и чуть скошенном стоге
Забытые кем-то сухие цветы.
И сыро сминавшийся грунт под ногами
Блестел на тяжелых подошвах сапог,
Мы спали под падшими в степь облаками,
Вдали от проезжих и шумных дорог .
А утром с несмелым и слабым рассветом
Сухую полынь приносили в руках,
И горький жар пламени нам был приветом -
Дыханием на розовевших щеках.
Мы руки тянули к танцующим искрам,
Хотелось лишь чувствовать кожей тепло
И спрашивать лето: зачем же так быстро
От нас оно, не попрощавшись, ушло.
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Я рисую шиповник и мертвых птиц,
На иголок крючках их обмягшие крылья,
Средь пунцовых цветов ледяное бессилие,
Меж плодов алых бусины черных зениц.
Кисть, колючим мазком кроя кожу бумаги,
Оживляет картину. Я - будто в бреду
Мои птицы застыли, как в гибельном льду,
На шипах крылья их словно рваные флаги.
Я рисую цветенье и траурный тлен,
Жизни цвет и немое бесцветие смерти,
Кисть, секундою дрогнув, размашисто чертит
Крыльев взмах и шиповника цепкого плен.
На иголок крючках их обмягшие крылья,
Средь пунцовых цветов ледяное бессилие,
Меж плодов алых бусины черных зениц.
Кисть, колючим мазком кроя кожу бумаги,
Оживляет картину. Я - будто в бреду
Мои птицы застыли, как в гибельном льду,
На шипах крылья их словно рваные флаги.
Я рисую цветенье и траурный тлен,
Жизни цвет и немое бесцветие смерти,
Кисть, секундою дрогнув, размашисто чертит
Крыльев взмах и шиповника цепкого плен.
понедельник, 13 августа 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Я вернусь с первородной весной,
Подгоняемый ветра свирелью,
Заночую под полной луной,
На рассвете, разбуженный трелью
Первых птиц, двинусь дальше я в путь,
Где средь пустоши вереск в цвету,
Где в предчувствии щемит грудь,
Разгоняя с души немоту.
Улыбнувшись, начну напевать,
Крепко стисну в ладонях гармошку,
Вы устали меня, верно, ждать?
Я ушел не совсем. Понарошку.
Понарошку, как каждой зимой,
Понарошку - в далекие дали,
А теперь возвращаюсь домой,
Вы меня, разумеется, ждали.
Разумеется, ждали во сне,
Под дыханием каменной Стужи,
Где я был - там не кипельный снег,
Там совсем не метель грозно вьюжит,
Там... А, в прочем, не важно, что та'м,
Я боюсь опоздать - поспешаю,
Солнца свет мчит стремглав по пятам,
Грязь подошвами резво мешаю.
Мне волнение кроет глаза
Непроглядной густой пеленою,
Я вернусь, как когда-то сказал,
С первородною этой весною.
Подгоняемый ветра свирелью,
Заночую под полной луной,
На рассвете, разбуженный трелью
Первых птиц, двинусь дальше я в путь,
Где средь пустоши вереск в цвету,
Где в предчувствии щемит грудь,
Разгоняя с души немоту.
Улыбнувшись, начну напевать,
Крепко стисну в ладонях гармошку,
Вы устали меня, верно, ждать?
Я ушел не совсем. Понарошку.
Понарошку, как каждой зимой,
Понарошку - в далекие дали,
А теперь возвращаюсь домой,
Вы меня, разумеется, ждали.
Разумеется, ждали во сне,
Под дыханием каменной Стужи,
Где я был - там не кипельный снег,
Там совсем не метель грозно вьюжит,
Там... А, в прочем, не важно, что та'м,
Я боюсь опоздать - поспешаю,
Солнца свет мчит стремглав по пятам,
Грязь подошвами резво мешаю.
Мне волнение кроет глаза
Непроглядной густой пеленою,
Я вернусь, как когда-то сказал,
С первородною этой весною.
пятница, 10 августа 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Не лей мне грязь на шрамы
Колючим своим смехом,
Наигранно веселым
И мертвенно пустым.
Не сможешь. Не пытайся.
Все это так нелепо,
Как будто в великана
Стреляешь холостым.
Не трать впустую время
На диафрагмы спазмы,
Наверно, утомленной
Такой плохой игрой.
Пожалуй, я похлопаю,
И даже без сарказма,
Чтоб не дай бог не сдулся
Твой внутренний герой.
Колючим своим смехом,
Наигранно веселым
И мертвенно пустым.
Не сможешь. Не пытайся.
Все это так нелепо,
Как будто в великана
Стреляешь холостым.
Не трать впустую время
На диафрагмы спазмы,
Наверно, утомленной
Такой плохой игрой.
Пожалуй, я похлопаю,
И даже без сарказма,
Чтоб не дай бог не сдулся
Твой внутренний герой.
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
вторник, 31 июля 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Мой бог сражен. Сражен твоим.
Как для забавы, для потехи.
Я очищаю от пыли
Его измятые доспехи.
Мой бог без сил. Он не сумел.
А твой сквозь решето забрала
Улыбку, белую как мел,
Кривит в ощеристость оскала.
Мы пали ниц. Мой бог и я.
Мы об руку и как на плахе.
Над нами стаи воронья
И клекот их при каждом взмахе.
Твой бог в крови омытый меч
Заносит, напоследок словно,
А мой, не горбя сбитых плеч,
Вдыхает, сипло и неровно.
Мой бог и я. Рука в руке,
А твой величием сияет,
И меч, зажатый в кулаке,
К губам нам гордо приставляет.
Мой воин пал, я - вместе с ним,
И мы забито и устало
Пред победителем твоим
Целуем острый блеск металла.
Как для забавы, для потехи.
Я очищаю от пыли
Его измятые доспехи.
Мой бог без сил. Он не сумел.
А твой сквозь решето забрала
Улыбку, белую как мел,
Кривит в ощеристость оскала.
Мы пали ниц. Мой бог и я.
Мы об руку и как на плахе.
Над нами стаи воронья
И клекот их при каждом взмахе.
Твой бог в крови омытый меч
Заносит, напоследок словно,
А мой, не горбя сбитых плеч,
Вдыхает, сипло и неровно.
Мой бог и я. Рука в руке,
А твой величием сияет,
И меч, зажатый в кулаке,
К губам нам гордо приставляет.
Мой воин пал, я - вместе с ним,
И мы забито и устало
Пред победителем твоим
Целуем острый блеск металла.
воскресенье, 29 июля 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Мне осень эта душу рвет в клочки,
Я задыхаюсь злостной болью,
И ветра, в раны сыпля солью,
Поют смычки.
Горит луна, насмешливо раздута
На полосе унылой черноты,
И сквозь деревьев цепкие черты
Скользят минуты.
Чреда враждебных спин
Кружит, бессмысленно петляет,
И молотками в мысли загоняет
Хандрозный сплин.
*
От этой осени меня спаси,
Она немилосердно режет
Мне сердце - листьев хрупкий скрежет
Лишает сил.
Спаси от тянущей вины,
Возникшей с первым слезным градом
Смиренных облаков - шипящим ядом,
Проникшим в сны.
Спаси меня от костяных когтей,
От острых лезвий лиственного бала,
От грозовых расцвеченных запалов
На тьмы листе.
Спаси, к тебе с неистовой мольбой
Зову, и задыхаюсь криком,
Мне страшно и безумно дико
Без нас с тобой.
Я задыхаюсь злостной болью,
И ветра, в раны сыпля солью,
Поют смычки.
Горит луна, насмешливо раздута
На полосе унылой черноты,
И сквозь деревьев цепкие черты
Скользят минуты.
Чреда враждебных спин
Кружит, бессмысленно петляет,
И молотками в мысли загоняет
Хандрозный сплин.
*
От этой осени меня спаси,
Она немилосердно режет
Мне сердце - листьев хрупкий скрежет
Лишает сил.
Спаси от тянущей вины,
Возникшей с первым слезным градом
Смиренных облаков - шипящим ядом,
Проникшим в сны.
Спаси меня от костяных когтей,
От острых лезвий лиственного бала,
От грозовых расцвеченных запалов
На тьмы листе.
Спаси, к тебе с неистовой мольбой
Зову, и задыхаюсь криком,
Мне страшно и безумно дико
Без нас с тобой.
четверг, 26 июля 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Я жду, когда лето умрет,
Захлебнувшись в своей расцвеченной слюне,
Погаснут блики сквозь листву на старой стене,
И первый лист, как в сумрачном хрупком сне
Пойдет в полет.
Захлебнувшись в своей расцвеченной слюне,
Погаснут блики сквозь листву на старой стене,
И первый лист, как в сумрачном хрупком сне
Пойдет в полет.
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Кирпичная пыль у меня на виске,
Горит под ногтями багрец,
На колотом камнем столба волоске
Повис горизонтный свинец.
За ломаным скальпом хтоничных руин
Предсмертно раскинулся день,
Я - праведный воин. Я снова один,
Я жадно топчу свою тень.
Хрустит под ногой краеломкая кость,
Подошва сминает - тиски,
Убей во мне, солнце, безумную злость,
Смени на терзанья тоски.
Прошу, подари мне свистящую боль
Навылет, в нагрудный карман.
Позволь мне сыграть не бессмертную роль,
Подлей мне блаженный дурман.
Свяжи меня сно'пом сияющих лент,
Крючок подсвети пусковой,
Чтоб я хоть на жалкий, ничтожный момент
Почувствовал, что я - живой.
Горит под ногтями багрец,
На колотом камнем столба волоске
Повис горизонтный свинец.
За ломаным скальпом хтоничных руин
Предсмертно раскинулся день,
Я - праведный воин. Я снова один,
Я жадно топчу свою тень.
Хрустит под ногой краеломкая кость,
Подошва сминает - тиски,
Убей во мне, солнце, безумную злость,
Смени на терзанья тоски.
Прошу, подари мне свистящую боль
Навылет, в нагрудный карман.
Позволь мне сыграть не бессмертную роль,
Подлей мне блаженный дурман.
Свяжи меня сно'пом сияющих лент,
Крючок подсвети пусковой,
Чтоб я хоть на жалкий, ничтожный момент
Почувствовал, что я - живой.
среда, 25 июля 2012
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
Мне сегодня приснился туман над водой,
Под кашне его дымным река ,
Темный лес, распростертый беспалой рукой,
Безвремёный щадящий дремотный покой
И щемящая душу тоска.
Мне причудился утренний звон вдалеке,
Заплетавшийся в шепот воды,
Роса на подставленной ветру щеке,
На сизом и крупном прибрежном песке
Размытые пылью следы.
И средь савана млечного плыл силуэт,
Безымянный, как будто ничей,
Его будто бы создал кровавый рассвет,
Заревой киноварью был будто согрет,
Крепче сотен зажженных свечей.
Сквозь туман звал меня, сквозь тревожащий сон,
Бессловесно манил за собой,
Шелестел темный лес в ветровой унисон,
Я смотрела в пылавший огнем небосклон,
И качала в ответ головой.
Под кашне его дымным река ,
Темный лес, распростертый беспалой рукой,
Безвремёный щадящий дремотный покой
И щемящая душу тоска.
Мне причудился утренний звон вдалеке,
Заплетавшийся в шепот воды,
Роса на подставленной ветру щеке,
На сизом и крупном прибрежном песке
Размытые пылью следы.
И средь савана млечного плыл силуэт,
Безымянный, как будто ничей,
Его будто бы создал кровавый рассвет,
Заревой киноварью был будто согрет,
Крепче сотен зажженных свечей.
Сквозь туман звал меня, сквозь тревожащий сон,
Бессловесно манил за собой,
Шелестел темный лес в ветровой унисон,
Я смотрела в пылавший огнем небосклон,
И качала в ответ головой.