Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы (с)
За хлопьями, кружащими неспешно
В вечерней синеватой мгле,
За танцем этим сказочно небрежным,
За тёплым холодом на неживой земле,
За матовыми рыжими кругами
На тонких металлических стеблях,
За визгом снежных глоток под ногами,
За искрами на белых тополях,
За небом первозданно одиноким -
Подложкой к голому углю ветвей,
За горизонтом, смазанно-далеким,
За голубым орнаментом теней,
Придет весна. И толстый червь тепла
Закопошится в рыхлой белой массе,
Под светом едким снег сгорит дотла,
Растекшись в слякотном седом окрасе.
Иссохнет влага, выглянет асфальт
Еще не пыльный, обновленный, свежий,
Уже не снег, а дробленный базальт,
Уже не скрип, а суховатый скрежет.
На голых некогда крючках ветвей
Проступят крон первичные мазки,
Погрузят в шелест тишину аллей
Касанья теплой ветреной руки.
Она уйдет. А вслед за ней бегом
Мешая в танце воздуха цвета,
Придет июнь, топя весь мир кругом
В соцветьях изумрудного холста.
И каждый новый розовый рассвет
На голубом, еще прохладном склоне
Теплу лучей как осевой скелет,
В лазурно-купольном слепящем лоне.
А за багрянцем августовских дней
Придет багрянец постаревших листьев,
Снопами рдяных кровяных огней
Нальются горькие рябины кисти.
Костерный дым и сырость от земли,
Ковер из летних порыжевших красок,
Багряный всполох на седой пыли,
По ветру листья в хороводе плясок.
За ними - тонкой коркой льда,
На лужах хрупкой свежей чешуей,
Придет в снежинки сбитая вода,
Над сонной примороженной землей.
И ляжет снег. И даст ей задремать
На долгие три месяца покоя,
Над ней метели будут бушевать,
Тоскливо, снежно и протяжно воя,
Над ней закружатся в синеющей ночи
Неспешно хлопья, выглянет луна,
А через сон мелькнут углем грачи.
Придет весна.
В вечерней синеватой мгле,
За танцем этим сказочно небрежным,
За тёплым холодом на неживой земле,
За матовыми рыжими кругами
На тонких металлических стеблях,
За визгом снежных глоток под ногами,
За искрами на белых тополях,
За небом первозданно одиноким -
Подложкой к голому углю ветвей,
За горизонтом, смазанно-далеким,
За голубым орнаментом теней,
Придет весна. И толстый червь тепла
Закопошится в рыхлой белой массе,
Под светом едким снег сгорит дотла,
Растекшись в слякотном седом окрасе.
Иссохнет влага, выглянет асфальт
Еще не пыльный, обновленный, свежий,
Уже не снег, а дробленный базальт,
Уже не скрип, а суховатый скрежет.
На голых некогда крючках ветвей
Проступят крон первичные мазки,
Погрузят в шелест тишину аллей
Касанья теплой ветреной руки.
Она уйдет. А вслед за ней бегом
Мешая в танце воздуха цвета,
Придет июнь, топя весь мир кругом
В соцветьях изумрудного холста.
И каждый новый розовый рассвет
На голубом, еще прохладном склоне
Теплу лучей как осевой скелет,
В лазурно-купольном слепящем лоне.
А за багрянцем августовских дней
Придет багрянец постаревших листьев,
Снопами рдяных кровяных огней
Нальются горькие рябины кисти.
Костерный дым и сырость от земли,
Ковер из летних порыжевших красок,
Багряный всполох на седой пыли,
По ветру листья в хороводе плясок.
За ними - тонкой коркой льда,
На лужах хрупкой свежей чешуей,
Придет в снежинки сбитая вода,
Над сонной примороженной землей.
И ляжет снег. И даст ей задремать
На долгие три месяца покоя,
Над ней метели будут бушевать,
Тоскливо, снежно и протяжно воя,
Над ней закружатся в синеющей ночи
Неспешно хлопья, выглянет луна,
А через сон мелькнут углем грачи.
Придет весна.